Леонтий Лукьянович Шамшуренков

Среди многих русских изобретателей и конструкторов восемнадцатого века в 1736 году в официальных документах правительственных учреждений впервые был упомянут Леонтий Шамшуренков, изобретатель уникальных подъёмных машин и «самобеглой» коляски — первого в России механического экипажа.

Реконструкция «самобеглой» коляски.

Имя этого человека мало известно широкому читателю. Сведения о нём в историко-технической литературе отрывочны, противоречивы и далеко не свободны от ничем не подтверждаемых толкований. Между тем в истории техники с ним связано одно из наиболее убедительных свидетельств прогрессивного развития отечественной инженерной мысли. Слова «муж, делающий честь своему Отечеству» могли бы быть отнесены к нему с той же мерой исторической справедливости, с какой относились они современником к оценке деятельности выдающегося алтайского теплотехника Ивана Ползунова.

Жизненный и творческий путь Шамшуренкова был суров и во многом необычен даже для того трудного времени. Крестьянин дворцовой волости, затерянной на глубокой окраине в Казанской губернии, нигде не учившийся и вряд ли владеющий начальной грамотой настолько, чтобы подписать свою фамилию под «доношениями» о сделанных им изобретениях (все такие «доношения» подписывались по его просьбе другими лицами), он усваивал необходимые знания и навыки только «своею догадкою», без чьей либо помощи и поддержки. Даже заводские механики русских заводов XVIII столетия, обладавшие соответствую щей специальной подготовкой и опытом эксплуатации промышленных производств, лишь ценой огромных усилий преодолевали равнодушие, косность, прямое сопротивление местной и центральной администрации. В каждом их изобретении запечатлена многолетняя упорная борьба за его признание, преодоление стены недоверия, тем более, что наш изобретатель происходил из крестьянской семьи.

Подобно многим другим талантливым простолюдинам того времени, Леонтий Шамшуренков был быстро забыт современниками. Только в 1900 году московский коллекционер П.И.Щукин в числе прочих собранных документов опубликовал «Копию с дела о самобеглой коляске», включавшую сообщение Московской сенатской конторы об изобретённом Шамшуренковым механическом экипаже, доклад об окончании его постройки на петербургском мастеровом дворе Канцелярии от строений и «доношение» самого изобретателя о его новых изобретениях — верстомере и «санях, которые будут ездить без лошадей...»

Однако первым, кто действительно «открыл» Шамшуренкова, был доцент Всесоюзного заочного политехнического института Евгений Иванович Гагарин (1900—1958 гг.). Его многолетние поиски в центральных и областных архивах, инженерный анализ и оценка расширили и уточнили представление о технической значимости разработанных Шамшуренковым конструкций машин, позволили полно воспроизвести реальные условия, в которых это осуществлялось.

Родился Леонтий Лукьянович Шамшуренков в 1687 году в деревне Большепольской Яранского уезда Казанской губернии (в то время Яранский уезд входил в состав Свияжской провинции и лишь в 1780 году был передан во вновь образованную Вятскую губернию).

О жизни и занятиях изобретателя до тридцатых годов XVIII века нет никаких данных. Очевидно, он занимался не только хлебопашеством, но и владел ремесленными навыками, привлекаясь для работ дворцовым ведомством. Возможно, этим и следует объяснить пребывание его в Москве в 1731 году, где в это время проходила подготовка к отливке Большого Успенского колокола («Царь-колокола»), начатая в Московском Кремле выдающимися мастерами-литейщиками того времени И.Ф. и М.И. Моториными. Над изготовлением моделей подъёмного оборудования «Царь-колокола», вес которого был около 200 тонн, трудилась большая группа изобретателей, а к «освидетельствованию» моделей привлекались такие авторитетнейшие эксперты, как знаменитый механик А.К. Нартов и профессора незадолго до этого учреждённой Академии наук Л.Эйлер, Д.Бернулли и И.Лейтман.

Увлеченный решением задачи конструирования подъёмных машин, беспрецедентной в современной ему заводской и строительной практи ке, Шамшуренков по возвращении из Москвы длительное время работал над этим своим первым крупным изобретением.

Летом 1736 года он вновь пришёл в Москву и подал в Московскую сенатскую контору «доношения» об изобретённых им машинах.

23 августа (3 сентября) 1736 года сенатская контора распорядилась «оному Шамшуренкову к подъёму большого Успенского колокола сделать модель немедленно, под смотрением сенатского вахмистра». За два последующих месяца изобретатель изготовил несколько моделей подъёмных устройств и 27 октября (7 ноября) после экспертного заключения, признавшего, что «из тех присланных машин две, которыми колокол из земли вынимать и по земле тащить, признавались быть к подъёму больших тяжестей удобными», началось изготовление подъёмной установки над колокольной литейной ямой. Но «великий пожар» 29 мая (9 июня) 1737 года, один из наиболее опустошительных пожаров за всю историю Кремля, уничтожил возводившиеся деревянные конструкции, нанеся самому колоколу непоправимые повреждения. «За учинившимся тому колоколу повреждением, — сообщала позднее Московская сенатская контора в Правительствующий Сенат, — поднимать его стало не для чего». К 9 (20) июня Шамшуренков, получив паспорт, был «того ради отпущен в дом свой».

Вернувшись в деревню, изобретатель приступил к конструированию «самобеглой» коляски — механического экипажа, передвигавшегося без конной упряжки, усилием стоявших на нём людей. Таясь от других, не имея нужных материалов и достаточного набора инструментов, он изготовил деревянную коляску и опробовал её в работе. Однако последующие события надолго приостановили дальнейшее совершенствование изобретения.

Ещё в бытность Шамшуренкова в Москве яранский купец Иван Корякин, владелец винокуренного завода, захватил земельный надел его брата Фёдора. В условиях административного произвола, подкупов и насилия неимоверно трудно было добиваться соблюдения законов. Преступник остался безнаказанным, а Фёдор Шамшуренков, не дождавшись «справедливого решения», умер.

Леонтий решил продолжить тяжбу с Корякиным за возвращение земельного надела брата. Более осведомлённый в существующем законодательстве, он, однако, стал опасен для Корякина и его ближайшего окружения. Для 52-летнего изобретателя начался самый трудный период его жизни. Оклеветанный врагами, он был взят под стражу, закован в кандалы и бит кнутом. Его «доношение», поданное сыном Василием в Казанскую дворцовую канцелярию, осталось нерассмотренным. В июле 1740 года он подаёт прошение на высочайшее имя императрицы Анны Иоановны. Результатом этого явилось препровождение Шамшуренкова для слушания дела в Москву, а затем освобождение на поруки. Преступники были осуждены. Но вскоре они сбежали из тюрьмы и нашли покровительство у казанских чиновников. Они вновь подали на Шамшуренкова жалобу о якобы растраченных им казённых деньгах. Дело тянулось с 1741 по 1752 год. Что только не пришлось испытать честному талантливому человеку: заключение в Казанскую, Московскую и Нижегородскую тюрьмы, избиение батогами и кошками с целью заставить отказаться от своих показаний против Корякина и т.д. Следователи по делу Шамшуренкова менялись один за другим. Один из них, «спевшийся» с преступниками, настаивал даже на вынесении смертного приговора Леонтию или пожизненной ссылки.

И лишь в 1751 году после перевода в Нижегородскую тюрьму, где не было врагов и недоброжелателей, где его не пытали и не угрожали, Леонтий решил продиктовать своему племяннику Фёдору текст «доношения» для передачи в Сенат о том, что он может изготовить «куриёзную самобеглую коляску». Нижегородская губернская канцелярия обратила внимание на предложение изобретателя о постройке «самобеглой» коляски. Ею в Московскую сенатскую контору был отправлен подробный доклад с изложением существа предложенного изобретения. «В том доношении, — упоминали составители доклада, — написано от него, Леонтея, о сделании им коляски самобеглой, и такую коляску он, Леонтей, сделать может подлинно изобретёнными им машинами, на четырёх колёсах с инструментами (механизмами) так, что она будет бегать и без лошади, только правимо будет через инструменты двумя человеками, стоящими на той же коляске, кроме сидящих в ней праздных людей (пассажиров), а бегать будет хотя чрез какое дальнее расстояние, и не только по ровному места положению, но и к горе, буде где не весьма крутое место; а та де коляска может быть сделана конечно (закончена) через три месяца со всяким совершенством, и для апробации на сделание первой такой коляски потребно ему из казны денег не более 30 рублёв (понеже своим коштом, за неимуществом его, сделать ему нечем), которую апробацию может он сделать и здесь, в Нижнем Новгороде, только б определено было помогать ему слесарным и кузнечным и прочих художеств мастерам, которые будут делать по данным от него моделям и за присмотром его стальные и железные инструменты (детали механизмов), и всякие надлежащие материалы... А тому искусству нигде он, Леонтей, не учивался, но может то сделать своею догадкою, чему он и пробу в доме своём, таясь от других, делывал, токмо оная за неимением к тому достойных железных инструментов в сущем совершенстве быть не могла...»

Однако Московская сенатская контора не сразу заинтересовалась новым изобретением. Лишь после третьего напоминания, в феврале 1752 года, последовало сенатское определение: «Оного Шамшуренкова прислать (в Петербург) и дать ему на корм в пути до Санкт-Петербурга и на сколько дней надлежит — на каждый день по пяти копеек, да ямские ему с провожатым две подводы». 24 марта (4 апреля) нижегородский губернатор кн. Д.А.Друцкой, выполняя полученный указ, распорядился немедленно отправить Шамшуренкова в сопровождении надёжного солдата. После трёхнедельных сборов Шамшуренков и конвойный солдат Пётр Осипов при «репорте» губернской канцелярии выехали из Нижнего Новгорода.

Шамшуренков спешил, и, вместо отведённых по регламенту 23 дней, затратил на дорогу до столицы около двух недель. Спешил затем и в петербургских мастерских, работая над изготовлением узлов изобретённой им машины в дереве и металле. Ведь ему уже шел 65-й год.

1 (12) собрание Сената утвердило определение по докладу о прибытии изобретателя в Петербург, приказав предоставить ему квартиру при Канцелярии от строений, а также удобное место «для делания» коляски, инструменты и материалы, и помощников, «слесарных и кузнечных, и прочих художеств» мастеров.

Выделялось ему кормовых денег десять копеек в день. Изготовление коляски продолжалось около пяти месяцев. К началу сентября были готовы тележечная рама с четырьмя ходовыми колёсами и открытый кузов с двумя сиденьями для пассажиров («праздных людей»), подвешенный к раме на ремнях, заменявших тогда рессорную подвеску. Передняя колёсная ось была выполнена поворотной, шарнирно закреплённой на центральном шкворне. На задней оси были насажены зубчатые колёса двойного приводного механизма, помещавшегося на специальной площадке позади пассажирских сидений; к этой площадке выводились скреплённые с передней осью передаточные тяги механизма рулевого управления.

В сентябре и октябре производились доводочные и отделочные работы — исправление отдельных деталей и регулирование исполнительных механизмов, изготовление лёгкого ограждения («ящика»), «под закрытием» которого должны были находиться водители коляски, обивка кузова материей и окраска экипажа. 31 октября (11 ноября) начальник рабочей команды мастерового двора, непосредственно ведавший постройкой коляски, сообщил рапортом в Канцелярию от строений, что «оная (коляска) крестьянином Леонтьем Шамшуренковым совсем как надлежит во окончание приведена и холстом обита и по пристоинству (с рисуночной росписью) красками выкрашена...»

Двумя днями позднее, констатировав успешное завершение постройки вновь изобретённого экипажа, Канцелярия отметила, что он «действует... под закрытием людьми двумя человеками», и, выполняя указ, отправила Шамшуренкова в Сенат, а 5 (16) ноября последовало «определение» Сената, предписывавшее «оную сделанную крестьянином Шамшуренковым самобеглую коляску принять, а его, Шамшуренкова, обязать подпискою, чтоб он без указа из С.Петербурга никуда не отлучался». Наконец, прожив в Петербурге ещё около полутора месяцев и получая, «пока оная коляска апробуется, по пяти коп. на день», он 19 (30) декабря был отправлен в Москву, снабжённый паспортом, удостоверявшим, что «велено ему явиться в Правительствующем Сенате (Московской сенатской конторе) и того ради по тракту от Санкт-Петербурга до Москвы... команду имеющим везде пропускать (его) без задержания».

Однако лишь 2 (13) апреля 1753 года новым сенатским распоряжением было приказано «отправить его по-прежнему в Нижегородскую губернскую Канцелярию, а той Канцелярии по доносам его рассмотреть и определение учинить немедленно как указы повелевают... За зделание же им той коляски выдать ему в награждение 50 рублёв из Штатсконторы..., тако ж дать ему до Нижнего Новгорода ямскую подводу, и на неё же прогоны...»

27 апреля (8 мая) Штатсконтора выдала мастеру наградные и прогонные деньги, всего в сумме 52 рублей 18¹/₄ копеек.

Неожиданная награда, относительно большая по тому времени и свидетельствовшая о признании работ Шамшуренкова, побудила его предложить сенату новые изобретения. «В прошлом 1752 году, — сообщал он в своём «доношении», — сделал я, именованный, для апробации коляску, которая и поныне имеется в Санкт-Петербурге при Правительствующем Сенате, а ныне ещё могу для апробации сделать сани, которые будут ездить без лошадей зимою, а для пробы могут ходить и летом... И ежели позволено будет, то и ещё сделать могу часы (верстомер), которые ходить будут на задней оси, на которых будет показываться на кругу (циферблате) стрелкою до тысячи вёрст и на каждой версте будет бить колокольчик. А хотя прежде сделанная мною коляска и находится в действии, но токмо не так в скором ходу, и, ежели ещё повелено будет, то могу той, прежней, удобнее (меньше по размерам) и на ходу скорее и прочнее мастерством [сделать]».

В середине мая Сенат запросил, «во что оные сани и часы со всеми материалами станут», а примерно через две недели изобретатель, вызванный в Московскую сенатскую контору, показал, что «со всеми материалами стать могут сани в 50 рублёв, а часы — в 80 рублёв, итого — 130 рублёв».

Изобретатель в это время всё ещё находился в Москве, где задержался до осени 1753 года, пока не стала очевидной бесполезность дальнейших надежд на получение положительного ответа Сената по его последнему «доношению».

Последние годы жизни изобретатель провёл, по-видимому, на родине, в деревне Большепольской. Имя его уже не упоминалось ни в одном из сохранившихся позднейших документов. Почти 20-летние тяготы судебных разбирательств, длительное тюремное заключение, пытки и издевательства, равнодушие чиновников к предлагавшимся им конструкциям машин и приборов — всё это не могло не сказаться отрицательно на здоровьи и работе выдающегося механика.

В 1758 г. в возрасте 71 года Леонтий Лукьянович Шамшуренков скончался. В том же году умер его старший сын и помощник Василий.

Инженерная оценка изобретений Шамшуренкова заключается в следующем. Во-первых, им предпринята нетрадиционная попытка выполнить единый комплекс рабочего оборудования для последовательно проводимых подъёмно-транспортных операций, в дальнейшем блестяще развитых в установках рудничного транспорта. Узлы подъёмника Шамшуренкова послужили образцами для изготовления лебёдки с храповым механизмом, машины «которого таскают лес и суда из воды».

Во-вторых, работая много лет над конструкцией «самобеглой» коляски, изобретатель принял для своего экипажа наиболее целесообразную систему педального привода. Для того времени она была достаточно современной, и лишь через тридцать лет повторена и развита в конструкциях «самокаток» И.Кулибина и велосипеда С.Артамонова, а верстомер лишь через пятьдесят лет усовершенствован уральским механиком С.Г.Кузнецовым.

Конечно, в век автоматики и электроники трудно оценить действительную значимость изобретений яранского механика восемнадцатого века. Но технический прогресс непрерывен и преемствен, и огромные достижения техники наших дней во многом определяются титаническим трудом предшествовавших поколений. Машина для подъёма «Царь–колокола» Шамшуренкова и современные 500-тонные подъёмные краны; его же «самобеглая» коляска и паровые омнибусы, а затем современные автомобили; «самоходные сани» нашего земляка, а затем «санный паровоз» и более поздний «ледяной» мотоцикл с двигателем внутреннего сгорания, ведущим колесом и опорными полозьями–коньками; «путеизмерительные часы» Шамшуренкова, усовершенствованные верстомеры и современные спидометры — всё это звенья единой цепи расширения инженерного опыта и совершенствования инженерных знаний. Каждое из таких звеньев знаменовало новый шаг вперёд в развитии технической мысли, каждое из них составляло своеобразную веху в истории техники. К числу их по праву относятся и работы незаслуженно забытого изобретателя сложных систем транспортного оборудования — дворцового крестьянина Яранского уезда Леонтия Лукьяновича Шамшуренкова.

Материал составлен по книге Е.И.Гагарина «Леонтий Лукьянович Шамшуренков», выпущенной в 1963 году в Москве издательством Академии Наук СССР.