Претендовать на научное исследование намеренно не хочу. Дата подошла, восьмидесятилетие событий печальных и трагических... Надо вспомнить, собрать воедино осколки сохранившейся памяти. Кое-что зафиксировала бумага, кое-что запомнили старожилы, но уже, увы, не очевидцы. Их воспоминания основаны на рассказах родителей, бабушек, дедушек. Исследованиями 1918 года в Яранском уезде вроде и не занимались. Тема была неперспективной. Да и многое пришлось бы объяснять с точки зрения идеологически не вполне выдержанной или осознанно лгать, на что способны не все. Ложь в людской среде чаще рождается из заблуждений, нежели из явной необходимости цинично обмануть.
15–16 марта 1918 года контрреволюция впервые открыто подняла голову в Яранске. До той поры мирному уездному обывателю все как-то в голову не приходило, что Советы и большевики надолго засядут в управлении страной. Политическая грамота местного населения стояла в те времена на отметке, близкой к нулевому значению. Правительством россияне чаще всего недовольны. Мужицкий разум, считают, сметливее, хоть и настроен критично, крепок задним умом. Ну, скинули царя, ну, скинули тех, кто царя скинул... «Поглядим», — сказали мужики. Мир — народам, земля — крестьянам, фабрики — рабочим ... Горазда новая власть обещать.
Если бы только это. Исподволь начал рушиться прежний уклад жизни. Верховодил теперь порой, по странному стечению обстоятельств, тот, кто жизнь свою до этого не труду, а пустозвонству посвящал, и столп крестьянской жизни — православная Церковь вдруг стала именоваться неуважительно. И мудрено как-то рассуждать стало новое начальство: хлеб отдай какой-то непонятной монополии. Дружинники, властью наделенные, не пахали, не сеяли, а зерно брать с крестьян горазды. На одного с сошкой — семеро с ложкой.
На революционные митинги массы яраничей не ходили, потому и воспитания в большевистском духе к тому времени еще не получили. Бывали где? По старинке, в церкви по праздным дням, по престольным праздникам... А вернее, не по старинке — по многовековому укладу жизни, как отцы и как деды. Повторюсь, что народ тогда еще вряд ли догадывался, что эта самая жизнь уже поделена с конца 1917-го на до- и послереволюционный период. Тем более опыт был. Пережили одну революцию в том же семнадцатом, в феврале. И что? А ничего.
Слову, звучавшему в храме, тогда еще верили. 15 марта, в воскресенье, по всем церквям читалось послание патриарха Тихона, в котором говорилось о сопротивлении безбожной Советской власти, об анафеме большевикам и о законе, провозгласившем отделение церкви от государства и школы от церкви. Обстановка необычной для церкви проповеди возбудила огромную толпу горожан и крестьян. Послышались призывы громить Совет.
Немалую роль в разжигании недовольства сыграл некто Брагин, член уездного исполнительного комитета. Во время чтения послания он крикнул в адрес священника:
— Он врет! Это ложь! Не верьте попу!
Люди тотчас же вывели нахала из церкви, намереваясь побить. Один из молодых людей вступился за Брагина, и тот, воспользовавшись суматохой, бежал в исполком. Обнаружив это, люди кинулись вслед за ним. На колокольне ударили в набат.
Исполком был застигнут врасплох. Видимо, никто не давал поручения Брагину выступать перед массами с гневными репликами, открыто и ничего подобного происшедшему не ожидалось. В поздних отчетах о событиях того дня говорится, что « людская толпа, подстрекаемая гимназистками, офицерством и буржуазией, подвергла жестокому самосуду молодого человека (вероятно, того самого, заступившегося за Брагина — А.Д.) и бросилась в исполком.
Однако крестьянами, ворвавшимися в Совет, двигали скорее оскорбленные чувства, жажда справедливости, возмездия над обидчиком, поэтому о свержении и разрушении Совета они речи не вели. Просто требовали выдать им Брагина для расправы, да кричали, что нельзя отменять закон Божий.
«Подстрекатели» же в Совет вовсе войти не решились, политических требований не представили. А Брагина крестьянам не выдавали. Произошло замешательство. Простоватые мужики уже и не знали как поступить дальше. В это время подоспел отряд красногвардейцев. Под угрозой «стрелять» большая часть крестьян разошлась, но еще до вечера громадная толпа все бродила по окрестным улицам и торчала у исполкома.
Вечером прошел слух: отправлены агитаторы по деревням и массы крестьян уже двинулись на город. На улицах появились вооруженные патрули с членами исполкома в своем составе. Особое внимание обращали на церкви, чтоб сразу предупреждать провокационные выступления. Было созвано экстренное заседание исполкома, избран чрезвычайный военный штаб, направивший в Советск просьбу о военной помощи властям.
Слух подтвердился. На следующий день ближайшие к исполкому улицы запрудил народ. Но эксцессов не наблюдалось. Крестьяне организованно направили в исполком делегацию с требованием: оставить Закон Божий в школах. Им разъяснили: нельзя! Крестьяне стали расходиться.
Начались аресты подстрекателей. Всего взяли под стражу шесть человек из местной буржуазии. Отправили в Вятку. Составитель отчета (1924 год) прокомментировал сей факт следующим образом: «Исполком слишком мягко поступил с заправилами восстания». Наверное, надо было стрелять их на месте, чтоб другим не повадно... За какие-то шесть лет психология властьдержащих изменилась в корне. Тут бы их остановить! Где уж там...
Еще один враг выступил против Советской власти к лету 1918 года. Голод. Вкупе с контрреволюцией. Уездный исполком вел борьбу с обоими.
Голодающие Санчурская и Кукарская волости уезда пошли за хлебом, вооружившись кто как мог, но хлеба в других волостях им не дали. Дошли до Яранска, обратились в Уисполком.
— Поможем, — сказали получившие прямые рекомендации по типу «грабь награбленное» товарищи и поспешили создать рабочие дружины, которые вкупе с воинской силой двинулись по деревням хлебных волостей обмолачивать то, что не жали. Начались волнения.
Памятен более других в Яранске бунт в Шахайках, в котором объединились против красных дружин крестьяне 32 (по другим сведениям — 26) деревень Сердежской волости.
19 июня 1918 года отряд в 100 человек (в том числе 20 вооруженных красноармейцев) во главе с членом Совета Кропиновым прибыл к вечеру в Сердежский волостной исполнительный комитет, которым и был направлен в деревню Шахайки, где имелось в наличии до 50 копен необмолоченного хлеба. В Шахайках дружина разместилась на ночлег по 3–4 человека в доме. С утра предполагалось тихо мирно обмолотить копенки.
Не тут-то было. К утру в Шахайки прибыла огромная толпа крестьян, вооруженных кольями, железными прутьями и огнестрельным оружием. Напали на дома, где ночевали дружинники, и принялись за избиение сонных. Шестерых убили на месте, в том числе и Кропинова. Шестьдесят было ранено, двое из них впоследствии умерло. Пропали 20 000 рублей казенных денег, бывших у командира продотряда. Убивая, зарывали трупы в землю. Один человек был убит с противной стороны.
Уездный исполком в то же утро получил известие о трагедии. Тотчас 30 членов Совета во главе с председателем УИК Яранцевым, с отрядом из 70 человек (опять сто!), пополнившимся по дороге до 350, двинулись на место происшествия. Восстание подавили. По горячим следам арестовали 50 человек, отправив их в Яранскую уездную тюрьму. Занялись розыском других подозреваемых, скрывшихся с места прописки.
300 дружинников обмолотили-таки кровавый хлебушек. На ссыпной пункт уездного Совета доставили около 15 000 пудов ржи. На селения Сердежской волости наложили контрибуцию в сумме 500 000 рублей для покрытия убытков, вызванных означенным восстанием.
В ночь на 12 августа 1918 года Яранск ожидал скорого прихода
освободителей. Прошел слух, что чехословацкие отряды обязательно
прибудут в уезд. Местные офицеры и комиссары — комиссар
управления уездом Токарев и военный комиссар Бардашевский — ждать
чехов не стали, арестовали членов уездного исполкома. Весь город
вооружился против Советов. У власти встала местная
буржуазия и офицерство.
В церквях служили благодарственные молебны (еще бы после этого церквям в районе уцелеть!). Были посланы телеграммы белой армии в Уржум о том, что в Яранске произведен переворот. Но чехи до города не дошли, а белым в ту пору пришлось несладко: отступили от Уржума. Наши «путчисты» поняли: дело проиграно. Членов исполкома освободили. (Какими только рассказами о зверствах контры нас в детстве ни пугали! А на поверку все, кажется, проще было).
20 августа был созван 4-й Уездный Съезд Советов. Состав его делегатов признавался позднее опять же как контрреволюционный. Требовали учредительного собрания, высказывались против хлебной монополии. Группа большевиков на съезде была слабой. Эсеры и их местный лидер Слодкевич держались неопределенно.
Неудивительно, что «пошуметь» съезду дали недолго. 24 августа в Яранск прибыл отряд интернационалистов–венгров под руководством члена губисполкома Крупина и распустил съезд. Мимоходом пополнили губернскими товарищами местную ЧК (чтобы больше «мягких» решений в отношении контры не выносили — А.Д.). Началось водворение порядка, аресты. Контрреволюционеры и участники восстания 12 августа были расстреляны. В уезде в целом наступило успокоение, и лишь в Шарангской волости волнения еще не утихали. В документах того времени о Шаранге говорилось напрямую: «гнездо бандитизма».
В августе же большевистская партия стала в уезде единственной политической силой. Слодкевич, лидер эсеров, официально покинул свою партию, и вся организация тут же распалась.
Так побеждала революция.
Александр Денисов.